В историко-культурных кругах имя Иосифа Орбели известно далеко за пределами нашей страны. Его знают как выдающегося востоковеда, директора Эрмитажа, дважды спасшего величайшую сокровищницу мира, создателя и первого президента Армянской академии наук, мастера своего дела, посвятившего всю жизнь поиску, изучению и сохранению исторического наследия.

В первый раз защищать коллекции Зимнего дворца пришлось в конце 1920-х годов. Тогда молодая советская власть в поисках источников дохода для индустриализации государства не придумала ничего умнее, как продавать шедевры мирового искусства за границу. По данным некоторых источников, с 1928-го по 1934-й музеи лишились порядка шести тысяч тонн артефактов. Вес указан неслучайно: именно он был для большевиков мерой ценности экспонатов. Занималось этой варварской торговлей специально созданное госучреждение «Антиквариат».

Сначала сотрудникам Эрмитажа разрешили самим предоставить списки произведений искусства для их дальнейшей реализации. Естественно, хранители отбирали предметы, имеющие небольшую историческую ценность, и потеря которых не нанесла бы особый ущерб запасникам.

Хитроумный план был раскрыт быстро. Тогда изъятия стали происходить либо по предварительному заказу из-за границы, который производился по каталогам Эрмитажа, либо приходили работники «Антиквариата», зачастую очень далекие от мира искусства, и забирали то, что, по их мнению, можно было толкнуть подороже.

Всего из залов и запасников музея было вывезено 2 880 картин, некоторые из них хранились в музее со времен его основания Екатериной Великой.
Небольшое количество полотен так и не нашли своего покупателя, и их удалось вернуть. Но это была капля в море. Около 50 мировых шедевров, включая работы Яна ван Эйка, Тициана, Рембрандта и Рафаэля, навсегда покинули Россию. В результате картин ван Эйка в нашей стране не осталось вообще, другие же художники первой величины, такие как Рафаэль, Боттичелли, Перуджино, представлены второстепенными произведениями.

Урон оказался катастрофическим. И Орбели, знаменитый своим буйным нравом и бескомпромиссностью, бился в приступах ярости, не в силах что-либо изменить. Спорить бесполезно и опасно, кроме того, ученый не имел полномочий. В тот период он занимал должность заместителя директора, а европейская живопись была не его епархией. Когда эта вакханалия добралась до Восточного сектора, который как раз и возглавлял Иосиф Абгарович, наш герой решился на отчаянный шаг и написал Сталину. На удивление Иосиф Виссарионович ответил лично в течение недели.

«Уважаемый т-щ Орбели!

Письмо Ваше от 25/Х получил. Проверка показала, что заявки Антиквариата не обоснованы. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные органы не трогать Сектор Востока Эрмитажа. Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным.

С глубоким уважением
И. Сталин»

Для истерзанного музея это была победа, поскольку все произведения искусства в залах и запасниках, имеющие хоть какую-то восточную деталь, будь то нарисованный ковер или пиала на каком-нибудь дальнем плане, предприимчивый Орбели приписывал Сектору Востока. Вот с этой хитростью большевистские чинуши уже ничего сделать не смогли. Ведь сам товарищ Сталин приказал не трогать сектор Иосифа Абгаровича.

Второй раз спасать Эрмитаж Орбели пришлось, когда он уже был директором. В конце 30-х годов для него было очевидным, что война с Германией неизбежна. Пока Сталин не верил донесениям разведки, репрессивная машина продолжала перемалывать лучшие военные умы, а немцы стягивали силы к нашим границам, Иосиф Абгарович готовился к неминуемому.

За год до начала Великой Отечественной он приказал готовить ящики по размеру каждого экспоната для молниеносной эвакуации. Над ним смеялись, называли паникером.

22 июня 1941 года сотрудники Эрмитажа прибыли на работу и больше из музея не уходили. Кроме того, директор бросил клич, и в Зимний стали стекаться члены Академии наук, искусствоведы, художники и реставраторы со всего Ленинграда. Они шли по зову сердца. Слишком многое было на кону. Благодаря заблаговременной подготовке и круглосуточной работе первый эшелон, в состав которого вошли полмиллиона экспонатов, собрали с 23 по 30 июня. Второй эвакуировали 20 июля. А третий вывезти не успели: сомкнулось кольцо блокады.

А дальше были холод, голод и вездесущая смерть, бескомпромиссно прореживающая ряды работников Эрмитажа. Орбели поддерживал научную жизнь в музее, устраивая встречи ученых, небольшие выставки. Покинуть город ему пришлось по приказу об эвакуации членов Академии наук. Но как только осада была снята, он тут же вернулся в родной кабинет.

В 1944 году участвовал в работах Чрезвычайной комиссии по обследованию дворцов в Пушкине, Павловске и Сестрорецке с целью установления ущерба, нанесенного фашистами. Именно поэтому он стал одним из ключевых свидетелей нацистских преступлений против мировой культуры на Нюрнбергском процессе.